Размножение в неволе. Как примирить эротику и быт - Эстер Перель

Мы думаем, что с нами, вероятно, что-то не так, если нас посещают такие похотливые мысли: подобные фантазии недопустимы в эротической жизни счастливой в браке женщины, а доминирование и овеществление партнерши не пристало приличному отцу и мужу.

Чем больше мы недовольны посещающими нас эротическими мечтами, тем сильнее чувство стыда и вины и тем активнее наш внутренний цензор. Ральф живет с Шарон уже пятнадцать лет. Со всех точек зрения это очень счастливая пара. Но вскоре после того, как они стали жить вместе, Ральф обнаружил, что всякий раз, занимаясь сексом с Шарон, он фантазирует: место жены занимает семнадцатилетняя красотка, и дело происходит в темном кинозале. Внутренний мир Ральфа раскололся на две части: с одной стороны, нежный любовник, с другой – похотливый самец. Однажды он признался: «Мне некомфортно. Я бы никогда не тронул семнадцатилетнюю девочку. Я считаю себя вполне приличным человеком, и я не понимаю, что происходит. И уж точно я никогда не признаю́сь в этом Шарон. Я и себе-то в таком с трудом признаю́сь».

Вообще, эротическое воображение питается вовсе не мирными и приличными чувствами: в его основе может быть ярость, агрессия, вожделение, инфантильная неуверенность и потребность в эмоциональной поддержке, стремление проявить силу, эгоизм, ревность. Подобные чувства постоянно присутствуют в наших интимных отношениях и могут угрожать стабильности эмоциональной связи или даже полностью разрушить отношения. Гораздо проще и часто правильнее загнать их на самый край воображения, где они никому не помешают. В глубине нашего эротического пространства все соображения о том, что прилично и допустимо, перевернуты с ног на голову – часто именно ради того, чтобы вовсе от них отделаться. Мы пересекаем границы дозволенного, меняем местами стандартные гендерные роли, отрицаем умеренность, наслаждаемся дисбалансом сил – и все ради возбуждения. В фантазиях мы реализуем то, на что не решаемся в реальности.

Джони и Рэй

Джони жалуется:

– Рэй думает, что я не люблю секс. Но я люблю, или по крайней мере любила раньше, просто мне теперь не особенно нравится секс именно с ним. Он не понимает, что мне нужно, а я затрудняюсь объяснить. Все безнадежно. При этом мне всего двадцать девять: рановато отказываться от секса в таком возрасте.

– А что, есть возраст, в котором уже можно отказываться от секса? – спрашиваю я. – Давайте как-нибудь потом попробуем определить точную дату. А пока я бы лучше попыталась разобраться, что же вы хотите получить от Рэя и не получаете.

– Я хочу, чтобы он вел себя более мужественно, и я даже не верю, что говорю это вслух, – отвечает она, качая головой. – Я и сама не знаю, что это значит. Вроде как я мечтаю, чтобы он был похож на такого неандертальца из пятидесятых. Но я вообще-то не это имею в виду. Такой мужчина был у моей мамы: не думаю, что отец хоть раз спросил ее, чего она хочет, ни в спальне, ни вообще. А Рэй такой праведник. Он настоящий джентльмен, он меня уважает и принимает мое поведение. Мне нравится, что нам легко вместе, но в смысле секса он меня не заводит.

– Чего не хватает? – пытаюсь выяснить я.

Внезапно она наклоняется вперед и хватает меня за руку, не жестко, но уверенно.

– Вот этого я хочу, – говорит она. А потом неуверенно, мягко гладит меня по руке. – А получаю вот это.

– Он пассивен?

– Нет, не это. Он все время предлагает заняться сексом, но то, как он это делает, выводит меня из себя. Он типа вопросительно поднимает брови и делает так: «Ммм?» Как будто спрашивает: «Я сегодня имею шанс переспать с тобой?» – и я, получается, должна как-то отвечать и продолжать.

– То есть он не говорит прямо «я тебя хочу» и не спрашивает «хочешь ли ты меня»? В этом дело?

– Именно!

Я объясняю, что, чтобы мне понять, чего Джони хочет от Рэя, мне надо первым делом разобраться в ее ожиданиях от секса: «Если секс – это ваш крестовый поход, то за каким святым Граалем вы идете?»

Джони довольно легко делится историями о прошлом сексуальном опыте: лучшее воспоминание, худшее, и почему она их так оценивает. Джони рассказывает, в какой семье выросла, в каком возрасте начала мастурбировать, когда вообще поняла, что такое мастурбация. А когда я спросила ее: «Что для вас значит секс? Какие чувства сопровождают желание? Чего вы ищете в сексе? Что хотите почувствовать? Что выразить? Что скрываете?» – она посмотрела на меня озадаченно. «Даже не представляю, что ответить. Меня никто об этом раньше не спрашивал».

Все мы наполняем свои сексуальные приключения ожиданиями и потребностями. Мы ищем любви, удовольствия, признания. Некоторые находят в сексе идеальный способ выплеснуть желание взбунтоваться и уйти от реальности. Другие благодаря сексу достигают экстаза и даже духовного единства. Я пыталась услышать от Джони историю ее опыта и хотела разобраться, какие конфликты и стремления в них проявляются.

– Могу я узнать о ваших фантазиях? – спрашиваю я.

Джони бледнеет:

– Ой, боже мой. Ну, это уж слишком личное. То, что я делаю или делала, – это ерунда по сравнению с тем, о чем я думаю. Мне неловко.

– Но я все же хочу, чтобы мы поговорили именно об этом. Я чувствую, что, если мы обсудим ваши фантазии, мы доберемся до сути того, что встало между вами и Рэем.

Постепенно, после уговоров, Джони раскрывает передо мной свою фантастическую коллекцию несдержанных, упоительных, наполненных бесконечными деталями эротических картин, которые она рисует в своем воображении с ранней молодости. Ковбои, пираты, короли и наложницы идут парадом; одни наделены властью и силой, другие соблазнены и сдаются на милость сильнейшего. За годы сценарии много раз менялись, но их суть оставалась прежней. Последняя история разыгрывается на ранчо воображаемого мужа Джони, где она оказывается сексуальным подарком для слуг. Вот они приезжают на ранчо, ей велят одеться к ужину, где она познакомится со слугами. Ее муж (по словам Джони, это совершенно не Рэй) сам выбирает для нее элегантное и откровенное платье и украшения: длинные серьги, бриллиантовый кулон, красиво лежащий на груди, туфли на тонких высоких каблуках. Он не упускает ни одну деталь ее внешности. После ужина он просит ее раздеться, чтобы все оценили ее красоту. Она повинуется. Ей неловко, она чувствует себя униженной, но все это одновременно и приятно. Она оказалась полностью во власти целой группы мужчин и не пытается сбежать. У слуг свое задание: они должны угадать и исполнить все ее желания и довести ее до небывалого сексуального экстаза.

– Хотите знать, чего я боюсь? Я боюсь, что я мазохист, как и моя мать, – говорит Джони.

– Что же мазохистского вы видите в своем поведении в этой истории?

– Я уступаю. Я пассивна, у меня нет собственной воли. Я делаю то, что мне говорят, и мне нравится, чтобы мной так повелевали. Почему я вообще там оказалась и почему выполняю приказы посторонних мужчин? В жизни я никому не позволяю себе приказывать. Я не выношу начальников, а тут вдруг подчиняюсь компании ковбоев? Это же полная бессмыслица.

– Вообще-то все это как раз очень осмысленно, на мой взгляд, по крайней мере, – отвечаю я.

– Тогда поделитесь своим открытием, доктор.

Я объясняю, что сексуальная фантазия работает не так, как фантазия вообще. Если человек говорит мне, что спит и видит, как отправляется в отпуск на Таити, я так и понимаю: человек хочет в отпуск на Таити. Связь между тем, чего он хочет, и о чем фантазирует проследить несложно. Но сексуальные фантазии не так прямолинейны. Вся суть сексуальной фантазии в том, что она всегда предполагает притворство. Это симуляция, представление, а не реальные события, и в ней далеко не всегда оказывается на поверхности то, чего человек на самом деле хочет. Подобно мечтам и произведениям искусства, фантазии содержат в себе гораздо больше, чем видно на первый взгляд. Это крайне сложный продукт работы человеческой психики, и их символическое содержание нельзя понимать буквально. «Это скорее поэзия, а не проза», – объясняю я.

Исходя из того, что Джони рассказала мне об отношениях с Рэем, я не думаю, что ей стоит бояться оказаться мазохистом или переживать о своей пассивности. Возможно, ковбои действительно контролируют ее, но в конечном итоге это она контролирует ковбоев. Она автор и продюсер, она подбирает актеров, она же и режиссер, и главная звезда шоу. Она сама ставит программу, и не для того, чтобы испытать боль, а для того, чтобы получить удовольствие. Остальные актеры поклоняются ей, они вовсе не садисты. Если бы ее к чему-то принуждали, ей бы не было так приятно. И вся история не про контроль, а про заботу. Подобные вывернутые наизнанку сценарии обеспечивают нам безопасный путь к наслаждению.